В нашей семье часто рассказывают одну историю, которая, видимо, емко передает суть моего детства: когда я был ребенком, достаточно большим, чтобы на это обратили внимание, но относительно маленьким, чтобы это было все еще забавным, я расплакался на кульминации мультика «Покемон: Фильм первый».

Все свое детство я был склонен к слезам – я плакал из-за синяков, ошибок, неловких ситуаций. Но именно этот просмотр фильма о покемонах произошел на праздновании моего десятилетия. И это был первый раз, когда мне дали понять, пусть даже косвенно или подсознательно, что мои слезы пересекли черту между безобидным поведением маленького мальчика и чем-то более постыдным.

Частично это осознание возникло из-за смехотворности повода для моего плача – ладно, тут я согласен, – и частично из-за того, что я плакал публично, перед друзьями, семьей и другими зрителями. Но сигнал, который я уловил, был предельно ясен: мальчики не плачут, а уж если и плачут в редких случаях, то точно не из-за покемонов.

Все это породило едва уловимое, но важное изменение – не в том, как я плакал, но в том, что я думал о своих слезах. Мне уже стало ясно, что слезы – это не мужское дело, а с каждым днем рождения я все больше становился мужчиной. Но почему же я по-прежнему мог так легко заплакать? Почему я не мог это остановить? В чем вообще заключалась проблема?

Мальчики тоже плачут: почему слезы полезны
Мальчики тоже плачут: почему слезы полезны

Как бы там ни было, я выбрал самое простое решение: в течение следующих лет я научился совсем не плакать, даже не поняв, что означали эти слезы. Казалось, проблема решена, даже если я и подозревал иногда в возрасте около 20 лет, что просто спрятал ее под камень в глубине души.

Я вырос таким типичным американским юношей, который мог изобразить уверенность, словно это был карточный фокус, но чьи настоящие эмоции всё более удалялись от него и становились загадочными. Они либо лежали вне пределов досягаемости, либо вырывались наружу бешеными взрывами, вспышками гнева, грусти или фрустрации, которые казались гейзерами, разрывающими мне черепную коробку изнутри.

Только после окончания колледжа и переезда в Нью-Йорк я, сам этого не осознавая, сделал важный шаг к присущей моему детству уязвимости. Я начал ходить в кино один. Поначалу кинотеатр был просто средством сбежать от города, который заставлял меня чувствовать себя копейкой в громадной банке с разменной монетой.

Затем я стал писать о фильмах профессионально, что дало мне полное право нарушать это странное табу – не ходить в кино одному. Эта привычка может быть невероятно медитативной и поддерживающей, почти как молитва. Я не помню, какой именно фильм оказался решающим, но в конце концов я вспомнил как плакать.

С тех пор слезы в кино стали для меня чем-то вроде ритуального акта, возможностью позволить произведению искусства обезоружить мои защиты и напомнить мне, что это, собственно, значит – чувствовать, присутствовать в моменте, быть эмпатичным и уязвимым, спонтанно реагировать.

Способность испытывать и выражать чувства, а не закапывать их в глубокую темную нору, многим может показаться по-детски элементарной – и с этим я тоже согласен, – но с мужчинами действительно что-то происходит в подростковом возрасте, что нарушает этот здоровый инстинкт.

Если кажется, у женщин это получается лучше, то бесспорно потому, что женщинам во время взросления недвусмысленно дают понять: они отвечают за чувства других, будь то их родители, партнеры или в итоге их будущие дети, чье выживание зависит от такой эмпатии.

Мужчин обычно не нагружают этой обязанностью. Мы часто получаем противоположное послание: быть мужчиной означает действовать, несмотря на эмоции, не основываясь и не согласуясь с ними. Требование сдерживать чувства, а не выражать их, создает угнетенное, саморазрушительное психологическое состояние, лишенное каких-либо отдушин, к чему это приводит в итоге – что ж, вы сами можете себе это представить.

Мне кажется, многим мужчинам пошел бы на пользу некоторый эмоциональный бодибилдинг, а проливание слез над фильмами может послужить психологическим эквивалентом качанию пресса или жиму штанги. Это заставляет вас столкнуться с двумя важными вещами.

Во-первых, вам придется наблюдать и вовлекаться в чувства мужчин и женщин на экране. Во-вторых, вы смиритесь с неоспоримым присутствием ваших собственных слез и видом своих покрасневших глаз в зеркале уборной после сеанса. Оба этих явления – прекрасная тренировка понимания ваших эмоций и приглашения их обратно в вашу жизнь, возможно, впервые с детского возраста.

Фразы, которые нельзя говорить ребенку, когда он плачет

Я не собираюсь утверждать, что после всхлипываний в самолете над фильмом «Перед закатом» или за рулем машины после «Лунного света» я сразу же почувствовал себя лучше; в основном я чувствовал себя неподобающе и дискомфортно из-за заложенного носа.

Но каждый из этих эпизодов помогал осторожно приподнимать крышку моего эмоционального Я, давая доступ к уязвимости, эмпатии и искренности, которые напрямую влияли на мое взаимодействие с миром. Психотерапия лишней не была, конечно, но походы в кино обходятся гораздо дешевле.

Научившись плакать, я снова узнал, как это – чувствовать глубоко, без смущения и фальшивой сдержанности; когда мой взгляд затуманивается в финале «Паддингтона 2», это значит, что я разрешил себе сочувствовать, а не отгораживаться от этого переживания. В то же время я стал меньше подвержен сбивающим с толку эмоциональным гейзерам, зато во мне больше размеренных, доступных пониманию чувств.

Кевин Линкольн

Перевод Ирины Маценко

Смотри видео о том, какие фразы нельзя говорить ребенку от Дмитрия Карпачева:

Больше интересных материалов читай  на Clutch!

Еще редакция Сlutch советует прочитать:

Топ-5 полезных перекусов: сытость под рукой